Мы обрастали рыбьей чешуёй,
листвой дерев и зорким мехом зверя,
как будто вспомнить силились былой
свой образ,
и позванивали звенья
из бездны вынимаемой цепи,
в конце которой краб застрял, как якорь.
На борт её! И — парус укрепи.
И — путь распахнут для скорлупки всякой.
То щукою, то волком, то сосной
бессвязные сигналы посылали
в мир прошлый и сомнительно-людской,
что, точно Слово, был у нас вначале.
И трудным стал простой язык людей.
И близкой речь оленя, рыси, выпи.
И, несмотря на подступы огней,
обратно в люди нам уже не выйти.
Мир думает и должен думать вспять.
Но, чтоб забыть заученные речи,
ему еще придется собирать
по буковкам скрижали человечьи.
Когда ж прочтут последнюю строку,
в смущеньи посрамленного провидца
цветочно-шерстяному языку
у нас, заблудших, будет мир учиться.

1988