Можно завидовать Иову,
не полностью, но чуть-чуть.
Ты бы хотел на небо,
а не башкою вниз.
Но эти хлябь и морось
непретворимы в путь,
ибо тупым ножом
надобно резать слизь.

Ты говоришь: «Фрейд»,
а я говорю — рейд
невообразим, и лодка
застрянет, как в холодце.
Кто-то ножом глазницы
трогает (что там Фрейд!),
будто в глазах — заноза,
а вместо ножа — пинцет.

Крот — не история, это
напутал один урод.
Я уточню, — улитка,
но ей не скажешь: «Брысь!»
После крота хотя бы
ясен подземный ход,
а после улитки?..
Точно. Лишь неживая слизь.

Ты, человече, в мыле
что был рождён,
а умираешь в испарине,
чёрный, как трубочист,
пусть твой язык
собирает и Башню, и Вавилон,
а твой кот —
сексуальней любых меньшинств.

Вымок? Иди, сушись.
А говорил, мол,
Я — тот же Боже,
минимум, Иоанн.
Но позабыл, что волны
каменный точат мол.
То есть морская слизь
в лоб идет на таран.

Дай мне нездешних сил,
Господи, или тот,
кто мне не может дать
даже кусок фольги.
То ли ступни увязли,
то ли песок промок,
то ль на воде без камня
кто-то пустил круги.
Или в кювет могилы
спрячешься, как в чулан.
Помнишь, как было в детстве,
чтобы нашли, ворча?..
Слизь высыхает утром.
С поля ползёт туман.
Нож под рукой ломается,
как свеча.