(Кошка Шпрота)
А вдруг?
Urbano
Не в масть
Епитимия
Винтовая лестница
Зимнее
Молитва
Вернуться в город —
молния и гром!
По улицам дождём пройти,
стучаться в окна,
смывая глину дальнего пути,
облизывая стёкла...
Безжалостно сносить мосты,
с карниза рухнуть водопадом,
смотреть, как распускаются зонты,
встречаться взглядом
с глазами ранних фонарей,
что в лужах крошатся на стразы,
выть ветром у чужих дверей:
а вдруг опомнятся?!
...не сразу...
Снедаем нездоровою зимой,
и плесенью изъеден изнутри,
протягивает ветки город мой,
пора бы корни протянуть... Постой!
в горячечные окна не смотри, —
ему нельзя, болезному, помочь,
но только заразиться, занемочь
под звуки маршей в глубине дворов,
где марши лестниц — в небо? —
в никуда...
Лишь каплями по темечку вода
кошачьими цепочками следов.
Засасывает замок из песка
в воронку перевёрнутых часов...
Когда глаза мне выклюет тоска,
под барабанный бой и вой басов,
Амур — дородный мальчик без трусов,
оглаживая арбалета ложе,
стрелу приладит, канифоль, струну...
и южную волшебную страну,
как лисий мех, к моим ногам положит.
У небес сегодня совсем не цвет,
и, что обидно, ни разу не плод,
но стрелка и белка в своем колесе
отважно бегут и бегут вперед.
Они могут видеть несбывшийся снег
налипший с той стороны зеркал,
они могут слышать за веком век,
как в кузне куют и куют металл.
Вот так и вертится колесо времён
на площадях и по самому краю,
у них есть список наших имён,
а я не знаю, не знаю, не знаю
всех нас, предназначенных колесу
с бесноватой тварью в нутре...
Я лишь кошка, стянувшая колбасу
на богатом мясницком дворе.
«У меня никогда не получалось рассказывать истории...»
Жак Деррида
К тебе, май дрим, дверь об одной петле,
к теплу и островам, к ветрам попутным,
но кто об этом вспомнит в феврале,
когда и бредить о весне преступно?
Лекала от кутюр, но гол король,
канальи-сценаристы так капризны!
Не повезло, и собственную роль
я не могу играть, впервые в жизни.
Податлив воск и бледны зеркала,
по ком гадать, Снегурочка, сестрица?
Окуркам тесно в ящике стола,
в стакан небрежно выжата синица,
по-прежнему свинцовы небеса,
не родился красильный мастер Дисбах...
Пустая трата — штопать паруса,
и мне не передать словами в письмах,
как медленны Карачуна шаги,
не по греху строга епитимия.
В конце тоннеля — очертанья зги
и ангелов приспущенные крылья.
«Пятое измерение есть движение по кругу, повторение, возвращение.
Шестое измерение есть выход из этого круга».
Петр Успенский
Всё вперёд — по спирали.
Ещё не устали,
не страшно идти?
Вас напрасно позвали
и зачем-то солгали,
что свобода приходит в пути.
Вам хотелось вернуться
в мир с цветущими вишнями?
Но так шатки перила...
И нельзя обернуться,
и небо над крышами
цвета берилла...
Тихо падает свет,
путь в заоблачный край —
не недели, не месяцы,
но известен секрет:
можно крикнуть: «Банзай!»
И шагнуть мимо лестницы.
Когда зима расстелет шкуры тигров,
и горлом хлынет йод,
из старой книги выползет эпиграф
сквозь ветхий переплёт.
Путь замело, и мутными слезами
разбавлен лунный свет,
но в старой книге с ломкими листами
главы последней нет.
Чадит огонь, беспомощные блики,
как знаки на стенах,
А ты кричишь в бреду: — Не трогай Книги!
Рассыпется в руках...
Мой огонек блуждающий,
мерцающий в ночи...
так виден свет пока ещё
истаявшей свечи,
так пахнет близкий снег
в стране вечерних странствий,
где время, как ковчег,
плывет в немом пространстве.
Господи, что же останется,
когда все дороги закончатся,
когда этот вечер состарится
и нам его не захочется?..
Что с того, что мы вечные странники?
Вот сейчас давай остановимся!
На двойную Эльриша, мой маленький,
на далекую, злую, помолимся:
чтобы петлями вились дороги,
да стянулись у самого горла,
чтобы мы, холодны и убоги,
не изведали теплого стойла.
