«Иду. Смотрю. И чувствую дорогу...»
Старая Ладога
«Сцена, освещённая сознаньем...»
«Яблоки, вино и молодой картофель...»
Севастополь
«Земляника в тени налилась...»
«Когда я умру...»
Молитва ученика нестенаров
В Калуге я закончила школу, затем педагогический институт по специальности «учитель русского языка и литературы». В Калужской областной газете «Молодой ленинец» было опубликовано моё первое стихотворение — мне тогда было 12 лет.
После окончания института я работала в школе города Торо́пца Тверской области, где жила с первым мужем. Затем с дочкой Ниной вернулась в Калугу в год дефолта — пережила необыкновенно тяжёлые месяцы. Вскоре встретилась с педагогом и философом Николаем Смирновым, который стал моим вторым мужем.
Последние девять лет мы живём в Москве. Калуга и в Торопец помогли мне понять русскую историю и культуру и не стать москвичкой, которая ничего не хочет знать дальше МКАДа.
Я написала диссертацию об особенностях восприятия произведений древнерусской литературы современным читателем, но не стала её защищать — глубокое отторжение у меня вызвали отношения между членами кафедры, их отношение к науке.
Сейчас я редактирую книги — в основном педагогические, иногда — по истории и искусству. Написала и опубликовала много книг и статей для учителей литературы, русского языка и истории, некоторые в соавторстве с мужем. Особые для меня темы — древнерусская литература и поэты XX века (главным образом те, которые включены в современные программы по литературе). Этим темам посвящены отдельные книги.
Важная составляющая нашей жизни — исследование жизни и творчества палеонтолога и писателя Ивана Антоновича Ефремова. Наши работы, посвящённые ему, публикуются на сайте «Нооген».
У нас родилось двое детей — дочь Лада и сын Всеслав. С их рождения мы с мужем ведём записи о том, как они растут и развиваются. Надеюсь, что когда-нибудь эти наблюдения будут опубликованы и многим родителям помогут в воспитании их собственных детей.
Собственные стихи для меня — нечто сокровенное. Нет, я не прячу их от друзей и близких, публикую иногда в «Живом журнале». Но часто моим знакомым неизвестно об этой стороне моей жизни. У написанных строк — своя, особая судьба.
Иду. Смотрю. И чувствую дорогу.
Босые ноги. Колкая стерня.
Победа по-славянски — перемога.
Зовут кого-то. Кажется, меня.
Конечно.
Бесконечная грунтовка.
Орешник гладит шапку седока.
В засохшей луже виден след подковы —
Читается как красная строка.
Узкоколейка. Травы по колено,
Затем по пояс. И названье — Рвы.
И липы вдоль дороги неизменны,
А у колодца — изумруд травы,
И ртутное движенье автострады,
И взлётное движенье полосы.
Иду. Смотрю. И большей нет награды,
Чем быть по пояс мокрой от росы.
Полнолуние в Старой Ладоге.
От урочища древних — Плакун —
Прянут к волховской мглистой радуге
Тени, словно зигзаги рун,
Над высокой могилой Олеговой
Задрожат, воскрешая быль:
От родного скалистого берега
В Гарды Рюрик с дружиной плыл.
По дороге к владениям Велеса
Седовласые шли волхвы,
Обретая свою уверенность
В вековом прибое молвы,
Чтоб в огне костра — не пожарища —
Со славянами русь венчать,
Чтоб рука, сошники держащая,
Рукоять сжимала меча.
Сочетайся, тяга земная
И норманнская злая честь.
Преклонилась глава седая
И уста прошептали: «Есть».
«Есть и будет», — звенели струнами
Гусляры над речной волной.
┘В Старой Ладоге — полнолуние,
Полнолуние над страной.
Сцена, освещённая сознаньем, —
Острие гигантской пирамиды.
Здесь, на сцене, хрупкие фигурки
Полагают, будто существует
Только круг под взглядами софитов,
Только полюс в окруженьи рампы,
Что реальна только та ступенька,
На которой мы сейчас танцуем,
Что «вчера» уже не существует,
Что 'потом' еще не наступило,
Это аберрация полета
Через хронос в глубь тысячелетий.
Дерзкие в неведеньи позорном,
За перестановку декораций
Грохот растревоженной громады
Мы, не сомневаясь, принимаем.
Там же, у подножья пирамиды,
Тонущей в безмолвии предвечном,
Волнами сминается пространство,
Создавая сотни искажений.
Там, где липнет страха паутина
К полудиким сферам подсознанья,
Там реальна память поколений,
Через сон стремящихся на солнце.
Яблоки, вино и молодой картофель.
Снедь проста на вымытом столе.
Стройные струящиеся строфы
Мне в бокал играющий налей.
Будем пировать, вдыхая запах,
Осязая вещность естества,
Будем засыпать в мохнатых лапах
Времени, забыв про жернова,
Пить прохладу августа ночного,
Нежиться в ласкающей волне
И вкушать в смятеньи зёрна Слова,
Явленные в хлебе и вине.
Мыс Херсонес (1942)
Меньше роты осталось, а помощи нет.
В штыковую идём, чтоб добыть автоматы.
На изрытой земле — либо плен, либо смерть,
И, от жажды хрипя, умирают ребята.
Двести метров вдоль моря. Воронки горят.
Севастополь, прощай! Не сдадимся живыми.
В штыковую идём, закусив якоря.
Вперёд!..
Мыс Херсонес (2003)
Белый маяк на мысу,
Глина цвета засохшей крови,
Сизые пятна полыни,
Ржавые комья железа,
Отвесный обрыв.
Здесь воевал отец.
Оставшиеся в живых защитники Севастополя
Были прижаты к морю.
В последней рукопашной
Отец был ранен и провёл в плену
Три мучительных года,
Чтобы потом бежать,
Месяц сражаться,
Штурмовать Рейхстаг —
И сотни раз приходить на ночные допросы.
Земляника в тени налилась,
В руку тёплую ляжет легко.
Я насыплю для сына сейчас
Ягод в белое молоко.
Когда я умру,
Ты пропой надо мною песню,
Песню растущей луны,
Когда я умру.
Когда я вернусь,
Ты встречай меня звонким лаем,
Тополиным пухом и мёдом,
Когда я вернусь.
Помоги, о Господь, научиться ходить по углям.
Помоги мне без страха шагнуть на сокрытое пламя.
Так ступают босые по вспаханным тёплым полям,
Так в душе берегут негасимую гордую память.
Помоги, о Господь! То не угли — прибрежный песок,
По которому мчусь я мальцом торжествующим в воду,
То ковёр луговой той поры, что берёзовый сок
Рвётся вверх — даровать долгожданным побегам свободу.
Помоги мне, Господь! Я бессилен, и грешен, и наг.
Я в молитве немой предстою пред твоей добротою.
Дай мне веры сейчас сделать первый ликующий шаг,
Дай мне счастья сегодня плясать за горящей чертою.
Потому что, как прежде, в потёмках я жить не могу,
Потому что сердечный огонь — не неистовость страсти┘
Помоги, о Господь! Я молюсь, я пою, я бегу —
И дарую углям и огонь, и любовь, и участье.
