"Не ной, моё сердце..."
Песня
"Мы станем птицами, я верую..."
"После дождей разнообразных..."
"Суета бесполезная..."
"Где эти комнаты, где проживало счастье?.."

 

Не ной, моё сердце...
Тужи - не тужи.
Проиграно.
Мизер наш ловлен.
Орешник червовые мечет тузы,
и ветер их носит над полем.
Я тоже разбрасывал сердце своё
кусками жалельных заплаток.
Не время ль тебе, дорогое рваньё,
слегка успокоить остаток.
До крови рябиновых стылых кистей
и серых наркозных печалей,
до сукровиц розовых, черных костей
мир лиственных рощ измочален.
Все было не так и не в такт, и не в масть.
Ставь птички в расходные графки.
Уносятся птицы к теплу басурманств,
к покою и шёлковой травке.
А нам оставаться, а нам пропадать,
цедить нашу горечь солово,
лакать этот солод, cвободу глотать
в краю, где едома солома.
А нам от последней любви замерев
(не смолкни, тик-такай в запястье)
учиться у этих осенних дерев
последствиям искренней страсти.
Не бойся сорваться в заклиненный юз
и не убоись истереться —
стучи, забубённый влюблённый мой туз!
Не бойся любви, мое сердце!

 

Люблю тебя...
люблю тебя...
Светло и больно — как ни щурюсь.
Как ночью по небу кочую,
светясь от звездного репья.

Я думал в темный донный ил
радиолярией ажурной,
в слои привычек, лжи дежурной
давно любовь похоронил.

Но было знаменье — готов
я клясться жизнью и свободой, —
две радуги средь небосвода
сплелись, в четырнадцать цветов.

И вот я выдохнул:
— Люблю...
Иду по лезвиям разутый.
Из тьмы венозной и мазутной
К тебе свой слабый голос длю.

Люблю тебя...
люблю тебя...
назло всей горечи нажитой,
назло ушибам и ошибкам
и трезвым винам сентября.

Люблю тебя...
Люблю тебя
всем своим сердцем полустёртым,
распахнуто и распростёрто,
не требуя и не губя.

Не покорять, как новый свет,
железной волею конкисты,
не хищной лапою когтистой,
в твоей судьбе оставить след —

хочу сподобиться, суметь
тебе хоть в чем-нибудь казаться,
хочу в глазах твоих остаться
как тёплый и живой предмет...

 

Мы станем птицами, я верую —
любовь крылата и нетленна.
Наверное, ты станешь белою
и чёрной стану я, наверно.

Вдвоём мы воспарим над крышами,
не присоединяясь к стаям.
Средь чёрных птиц ты будешь лишнею,
чужим я белой стае стану.

Умчимся в дальнее пространство мы,
пронизав небеса предместья.
И вечным будет наше странствие
крыло к крылу — навеки вместе...

 

После дождей разнообразных
всех степеней
природа закатила праздник
на сорок дней.

На срок великого потопа
включив, как душ,
всю ярость солнечного тока —
жару и сушь.

Но праздник, жаром уморяя,
угас, зачах...
Луна с иссохшими морями
плыла в ночах.

Цвела вода, хирела зелень,
зной тёк, как слизь.
И вовсе не было лазеек
остыть, спастись.

А что позволено при пытке?-
Сиди, потей,
ищи неяркие прибытки
в слоях потерь.

И коли не найдёшь ни грана,
так хоть поймёшь,
что наша жизнь — фата-маргана,
цветная ложь...

 

Суета бесполезная
стала дальнею, давнею.
И живу возле леса я
в доме с белыми ставнями.

Захожу выпить водочки
то к Ивану, то к Осипу.
И катаюсь на лодочке
по осеннему озеру.

Ярок свет лучевых полос
в зарастающих вырубках.
Будто долго мне плакалось —
да все чёрное выплакал.

Тишина здесь поселена
неземная, нездешняя...
Эти клёны осенние —
звездолёты сгоревшие.

Эти ветры октябрьские
гонят листья по просеке.
А душа моя рабская
тихо к Господу просится...

 

Где эти комнаты, где проживало счастье?
Дверь приоткрылась бы, в малую щёлку — шасть я!..
И ведь знакомы стены и пол, да и дверь сия ведь...
Дождь за окном говорит и сирень сияет.

Можно пойти наломать вороха махровья.
В зеркале олух влюблённый — глаза коровьи.
Очень печальные то есть... Боясь до колик,
бросить сирень в окно ей, на подоконник.

Или не дождь, а солнце — пали, не жалко,
носит по улице радугу поливалка.
Тени от листьев — сечку, рваньё, обрезки —
лето качает в колышимой занавеске...

Слышу родителей — в кухне, вернулись с рынка...
Яблочный запах. Боже, — ранет, пепинка...
На косяке узнаю эти зубчики — метки роста.
Все насовсем, то есть невозвратимо просто...

Были потом удовольствия, кайфы, неги.
Реки молочные были, и арфы в небе.
Нынче, казалось бы, тоже — и цвет, и смак тут.
Но почему-то яблоки так не пахнут.

Смотришь на мир водянистым и сытым взглядом,
не замечаешь сирени, кипящей рядом.
В жизни то ямы, а то — в основном — равнина.
Все хорошо. Замечательно. Непоправимо.

Комментарии