(1818—1883)
Баллада|
Лебедев Ю.В. Тургенев. — Вверху страницы — Стихотворения публикуются по изданию: |
Перед воеводой молча он стоит;
Голову потупил — сумрачно глядит.
С плеч могучих сняли бархатный кафтан;
Кровь струится тихо из широких ран.
Скован по ногам он, скован по рукам:
Знать, ему не рыскать ночью по лесам!
Думает он думу — дышит тяжело:
Плохо!.. видно, время доброе прошло.
«Что, попался, парень? Долго ж ты гулял!
Долго мне в тенёта волк не забегал!
Что же приумолк ты? Слышал я не раз —
Песенки ты мастер петь в весёлый час;
Ты на лад сегодня вряд ли попадёшь...
Завтра мы услышим, как ты запоёшь».
Взговорил он мрачно: «Не услышишь, нет!
Завтра петь не буду — завтра мне не след;
Завтра умирать мне смертию лихой;
Сам ты запоёшь, чай, с радости такой!..
Мы певали песни, как из леса шли —
Как купцов с товаром мы в овраг вели...
Ты б нас тут послушал — ладно пели мы;
Да недолго песней тешились купцы...
Да ещё певал я — в домике твоём;
Запивал я песни — всё твоим вином;
Заедал я чарку — барскою едой;
Целовался сладко — да с твоей женой».
Сидит королева в Виндзорском бору...
Придворные дамы играют
В вошедшую в моду недавно игру;
Ту крокет игру называют.
Катают шары и в отмеченный круг
Их гонят так ловко и смело...
Глядит королева, смеётся... и вдруг
Умолкла... лицо помертвело.
Ей чудится: вместо точёных шаров,
Гонимых лопаткой проворной —
Катаются целые сотни голов,
Обрызганных кровию чёрной...
То головы женщин, девиц и детей...
На лицах — следы истязаний,
И зверских обид, и звериных когтей —
Весь ужас предсмертных страданий.
И вот королевина младшая дочь —
Прелестная дева — катает
Одну из голов — и все далее, прочь —
И к царским ногам подгоняет.
Головка ребёнка, в пушистых кудрях...
И ротик лепечет укоры...
И вскрикнула тут королева — и страх
Безумный застлал ее взоры.
«Мой доктор! На помощь! скорей!» И ему
Она поверяет виденье...
Но он ей в ответ: «Не дивлюсь ничему;
Газет вас расстроило чтенье.
Толкует нам «Таймс», как болгарский народ
Стал жертвой турецкого гнева...
Вот капли... примите... все это пройдет!»
И в замок идет королева.
Вернулась домой — и в раздумье стоит...
Склонились тяжёлые вежды...
О ужас! кровавой струею залит
Весь край королевской одежды!
«Велю это смыть! Я хочу позабыть!
На помощь, британские реки!»
«Нет, ваше величество! Вам уж не смыть
Той крови невинной вовеки!»
Молча въезжает — да ночью морозной
Парень в село на лошадке усталой.
Тучи седые столпилися грозно,
Звёздочки нет ни великой, ни малой.
Он у забора встречает старуху:
«Бабушка, здравствуй!» — «А, Федя! Откуда?
Где пропадал ты? Ни слуху ни духу!»
— «Где я бывал — не увидишь отсюда!
Живы ли братья? Родная жива ли?
Наша изба всё цела, не сгорела?
Правда ль, Параша, — в Москве, мне сказали
Наши ребята, — постом овдовела?»
— «Дом ваш как был — словно полная чаша,
Братья все живы, родная здорова,
Умер сосед — овдовела Параша,
Да через месяц пошла за другого».
Ветер подул... Засвистал он легонько;
На небо глянул и шапку надвинул,
Молча рукой он махнул и тихонько
Лошадь назад повернул — да и сгинул.
Он вырос в доме старой тётки
Без всяких бед,
Боялся смерти да чахотки
В пятнадцать лет.
В семнадцать был он малым плотным
И по часам
Стал предаваться безотчётным
«Мечтам и снам».
Он слезы лил; добросердечно
Бранил толпу —
И проклинал бесчеловечно
Свою судьбу.
Потом, с душой своей прекрасной
Не совладев,
Он стал любить любовью страстной
Всех бледных дев.
Являлся горестным страдальцем,
Писал стишки...
И не дерзал коснуться пальцем
Её руки.
Потом, любовь сменив на дружбу,
Он вдруг умолк...
И, присмирев, вступил на службу
В пехотный полк.
Потом женился на соседке,
Надел халат
И уподобился наседке —
Развёл цыплят.
И долго жил темно и скупо —
Слыл добряком...
(И умер набожно и глупо
Перед попом).
